Развитие строительной техники и увеличение объема обрабатывающего производства сопровождались расширением отраслей, добывающих строительные материалы, металлы и другие полезные ископаемые; растет производство сельскохозяйственного сырья (льна, шерсти, кож). На фоне пышного расцвета новых экономических центров в царстве Селевкидов, Египте и Малой Азии состояние экономики Греции и Македонии некоторым исследователям представляется как застой и упадок. Но это не совсем так. И здесь можно проследить развитие новых торгово-ремесленных центров — Фессалоникии, Кассандрии, Филинпополя.
В греческих городах и портах, в том числе в Коринфе и Афинах, создавались впервые быстроходные суда и осадная техника для войск Деметрия Полиоркета. Очевидно, и в последующие десятилетия судостроение и производство военного снаряжения продолжали развиваться в Греции и Македонии, так как цари Македонии во второй половине III в. располагали флотом, способным соперничать с флотом Птолемеев.
Замедленный темп экономического развития Греции и Македонии находит объяснение не только в истощении этих районов войнами диадохов и в отливе наиболее жизнедеятельного и предприимчивого населения в восточные страны, но и в специфике развития их социально-политической структуры в эллинистическую эпоху. Греческий полис как форма социально-экономической и политической организации античного общества к концу IV в. до н. э. уже не соответствовал экономическим тенденциям, так как свойственные ему автаркия и автономия препятствовали расширению и укреплению экономических связей. Он не соответствовал и социально-политическим потребностям гражданского коллектива, так как, с одной стороны, не обеспечивал его воспроизводство в целом — перед беднейшей его частью неизбежно возникала угроза потери гражданских прав, а с другой — не обеспечивал внешней безопасности и устойчивости власти этого коллектива, раздираемого внутренними противоречиями.
Историческая практика конца IV — начала III в. создала новую форму социально-политической организации — эллинистическую монархию, соединяющую в себе элементы восточной деспотии — монархическую форму государственной власти, располагающую постоянной армией и централизованной администрацией,- и элементы полисного устройства в виде городов с приписанной к ним сельской территорией, сохранивших органы внутреннего самоуправления, но в значительной мере подчиненных царю. Во вновь основанных полисах от царя зависели размеры изначально приписанных к полису земель и предоставление тех или иных экономических и политических привилегий; включенный в эллинистическую монархию полис был ограничен в сфере внешнеполитических сношений, и в большинстве случаев деятельность полисных органов самоуправления контролировалась царским чиновником — эпистатом. Утрата политической самостоятельности полиса компенсировалась безопасностью существования, большей социальной устойчивостью и обеспечением прочных экономических связей с другими частями государства. В свою очередь, царская власть приобретала в городском населении постоянную социальную опору: оно поставляло необходимые контингенты для администрации и армии и обеспечивало господство, над завоеванными территориями. По такому же образцу перестраивались и отношения монархии со старыми эллинскими и восточными городами: на это указывают многочисленные случаи «основания» новых городов на месте существовавших восточных (Раббат-Амон — Филадельфия, Сузы — Селевкия и т. п.) и синойкизмы и переименования греческих городов в Малой Азии (Траллы — Антиохия, Патара — Арсиноя и т. п.).
На территории вновь основанных полисов земельные отношения складывались по традиции как сочетание частной собственности граждан и собственности города на неподеленные участки. Осложнялись они тем, что к городам, как свидетельствуют надписи из Малой Азии (RC, 18; OGIS, 221), могла быть приписана земля с находящимися на ней местными деревнями, население которых не становилось гражданами города, но продолжало владеть своими участками, уплачивая подати городу. На территории, не приписанной к городам, большая часть земли считалась царской. По правовому статусу она делилась на две категории: собственно царскую и «уступленные» земли, т. е. переданные в дар храмам и приближенным царя или в держание небольшими участками (клерами) воинам — клерухам или катойкам. На всех этих землях также могли находиться местные деревни, жители которых продолжали обрабатывать свои наследственные наделы, уплачивая подати или налоги новым владельцам.
Сложность земельных отношений обусловливала многослойность социальной структуры эллинистических государств. Царский дом с его придворным штатом, высшая военная и гражданская администрация, наиболее зажиточные граждане и высшее жречество составляли верхний слой землевладельческой и рабовладельческой знати. Основой их благополучия были земли (городские и дарственные), доходные должности, торговля, откупные и ростовщические операции. Более многочисленным и разнородным был средний слой — городские торговцы и ремесленники, царский административный персонал, откупщики, клерухи и катойки, местное жречество, люди интеллигентных профессий (архитекторы, врачи, философы, риторы, художники, скульпторы и т. п.). Оба эти слоя при всем различии в богатстве и несовпадении интересов составляли тот господствующий класс, который получил в египетских папирусах обозначение «эллины» не столько по этнической принадлежности входящих в него людей, сколько по их социальному положению в обществе, ибо они противопоставлялись всем «неэллинам», т. е. малоимущему местному сельскому и городскому населению — «лаой» (народу, черни). Большую часть «лаой» составляли зависимые или полузависимые земледельцы, обрабатывавшие земли царя, знати, горожан на основе арендных соглашений или традиционного держания. Сюда же относились и работники мастерских, входивших в царскую монополию. Все они считались лично свободными, но были приписаны к месту своего жительства, к той или иной мастерской или профессии. Ниже их на социальной лестнице стояли только рабы.
Греко-македонское завоевание, войны диадохов, распространение полисного строя — все это дало сильный толчок развитию рабовладельческих отношений в их классической античной форме при сохранении и более примитивных форм — рабства-должничества, самопродажи и т. п. Очевидно, роль рабского труда в восточноэллинистических городах (прежде всего в быту и, вероятно, в городском ремесле) была не меньшей, чем в греческих полисах. Но в целом в сельском хозяйстве, и особенно на царских землях, рабский труд не смог в сколько-нибудь заметных масштабах вытеснить труд местного населения, эксплуатация которого была не менее выгодной. Однако повышение роли рабовладения в общей системе социально-экономических отношений привело к усилению внеэкономического принуждения и в отношении сельского населения, к разложению форм общинной организации, обеспечивавших экономическую устойчивость и независимость мелкого земледельческого хозяйства.
На протяжении III в. сформировалась и социально-политическая структура эллинистических государств: сложились система управления государством и государственным (царским) хозяйством и система налогового обложения, откупов и монополий; определились отношения городов и храмов с царской администрацией; более четко обозначилась стратификация общества, которая нашла свое выражение в законодательном закреплении привилегий одних и повинностей других. Вместе с тем выявились и социальные противоречия, обусловленные этой структурой.
Анализ социальной структуры восточных эллинистических государств позволяет выявить одну характерную особенность: основная тяжесть содержания государственного аппарата падала на местное сельское население, благодаря чему города оказывались в сравнительно благоприятном положении, что являлось, по-видимому, одной из главных причин, способствовавших их быстрому росту и процветанию в III-II вв. Несколько иной тип социального развития имел место в Греции и Македонии.
Македония, где царская власть была традиционной, постепенно трансформируется в эллинистическое государство, объединяющее в себе элементы монархии и полисного устройства. Как уже говорилось, в период борьбы диадохов на территории Македонской державы возникли новые города с полисной структурой. Созданные путем принудительного переселения и синойкизма мелких городских и сельских поселений Кассандрия и Лисимахия были основаны на месте или поблизости от разрушенных городов Потидеи и Кардии, в Деметриаду были переселены жители из ближайших восьми поселений, в Фессалоникию — из 26, земли которых стали их хорой; эти города вскоре стали крупными портовыми и торгово-ремесленными центрами. Практику основания полисов в стратегически важных районах продолжали Антигон Гонат и его преемники. Старые македонские города также приобретали эллинистический облик и полисную структуру. Раскопки в Пелле, вновь ставшей при Антигоне Гонате столицей Македонской державы, обнаружили сравнительно широкие мощеные улицы, застроенные богатыми домами, с перистильными двориками и мозаичными полами, с характерной для этого времени системой водоснабжения и отвода сточных вод. Надписи свидетельствуют о существовании в городах Македонии народного собрания и совета и вместе с тем — царских эпистатов, контролировавших деятельность полисных магистратов. Эпистаты назначались и в подвластные македонским царям греческие полисы; кроме того, их жители облагались податью; в стратегически важные пункты вводились македонские гарнизоны, содержание которых также, по-видимому, возлагалось на полисы; устанавливалась олигархическая или тираническая форма самоуправления.
В самой Македонии, помимо городов с принадлежащими им землями, расположенных преимущественно в прибрежных и центральных районах, на севере страны в пограничных районах продолжали существовать сельские поселения общинного типа фракийских и иллирийских племен. По-видимому, как и в других эллинистических державах, земля, на которой находились эти поселения, считалась по праву завоевания царской. Но были и какие-то царские поместья, достаточно обширные, чтобы отводить часть их под охотничьи угодья и содержать там егерей. Македонским царям, по свидетельству Плутарха (Александр, XV), уже во времена Александра Македонского принадлежали земли, деревни и доходы с поселений и гаваней, очевидно, в форме налогов и пошлин. Нет свидетельств о существовании системы царского хозяйства Антигонидов, но некоторые методы организации экономики, характерные для Египта и других эллинистических царств, — широкое применение сдачи земли, угодий и доходов в аренду и на откуп, учреждение монополий и т. п. — наблюдаются и в Македонии. Собственностью царя были золотоносные земли у горы Пангей, но разработка рудников сдавалась на откуп. Можно предполагать, что добыча металлов и других ископаемых, лесные богатства страны и обработка леса также целиком или в значительной мере находились в руках царя. Полибий (V, 89, 6-7), например, сообщает, что Антигон Досон и его жена подарили Родосу после землетрясения, разрушившего город, по 3000 талантов железа и свинца и большое количество лесоматериалов и смолы.
Хотя земельные владения македонских царей были относительно обширны, в Македонии не было того широкого слоя зависимого сельского населения (за исключением, может быть, фракийцев и иллирийцев в пограничных районах), за счет эксплуатации которого могли бы существовать государственный аппарат и значительная часть господствующего класса. Бремя расходов на содержание царского двора, армии, на строительство флота и ведение войн в равной мере падало на городское и сельское население. Доходы македонских царей в сравнении с доходами Птолемеев и Селевкидов были невелики: по сообщению Плутарха (Эмилий Павел, XXVIII), они превышали установленную римлянами подать в 100 талантов всего в два с чем-то раза (т. е. составляли немногим более 200 талантов). Поэтому Антигониды стремились поставить под свой контроль финансы полисов и сократить расходы на наемные войска, комплектуя армию путем воинской повинности из македонян и подвластных фракийских, кельтских и иллирийских племен. Основная масса населения Македонии, поставлявшая в армию воинов, при Филиппе II и Александре обязана была выплачивать поземельные, имущественные и прочие налоги и выполнять повинности, но за большие воинские заслуги царь мог освободить семью гетайра от этих обязательств (Арриан I, 16, 5). Трудно сказать, в какой мере сохранялась эта практика при последующих царях.
Как и в других эллинистических державах, македонская знать также владела землями, комами и другими статьями доходов (или наследственными, или благоприобретенными, или полученными в дар от царя). По сообщению Плутарха, еще Александр перед отправлением в Азию позаботился о своих друзьях: «одного наделил поместьем, другого — деревней, третьего — доходами с какого-либо поселения или гавани» (Александр, XV). В надписи из Потидви царь Кассандр подтверждает право Пердикки, сына Кена, на владение землей, принадлежавшей его отцу и деду со времени Филиппа II, и освобождение от налогов (Syll.3, 332).
О формах эксплуатации этих земельных владений сведений не сохранилось, но можно предполагать, что и в хозяйстве знати, и в хозяйствецаря со времени походов Александра Македонского, несомненно, возросло применение труда военнопленных и рабов: уже после битвы при Гранике Александр отправил на работы в Македонию всех эллинов-наемников, захваченных в плен. В рассказах Полибия, Ливия и других авторов о военных операциях македонских царей в конце III-начале II в. постоянно говорится об угоне скота и людей, в том числе рабов, которые не подлежали выкупу и становились собственностью победителя. Войны диадохов, а позднее — Антигонидов с соседями поглощали значительную часть работоспособного сельского и городского населения, и эта убыль в какой-то мере тоже восполнялась поступавшими из военной добычи пленными и рабами. Но в какой форме и в каких масштабах рабский труд применялся в земледелии и ремесле, источники пока не дают ответа. Исследователи предполагают, что рабы использовались прежде всего в домашнем хозяйстве, а также в отраслях ремесла, считавшихся в античном мире преимущественно профессией рабской (в рудниках, в производстве черепицы и т. п.).
Некоторое представление о характере рабовладельческих отношений в Македонии дает надпись 235 г. из города Берои (SEG, XII, 314) об отпуске на свободу одной рабыни и трех рабов с женами, детьми (число их не указано) и имуществом за выкуп в 50 золотых (статеров?) с каждого взрослого раба на условии оставаться у хозяина Аттина, сына Алкета, до его смерти (иначе отпуск аннулируется). Гарантией от посягательств на свободу и имущество отпущенников (со стороны родственников Аттина и прочих лиц) служит двойной штраф в их пользу и в пользу царя, равный четырехкратной выкупной цене. Можно по-разному толковать обстоятельства и причины, породившие этот документ, но несомненно, что он отражает не только конкретную форму взаимоотношений рабов и рабовладельца, в частности признание социальной реальностью семьи раба (может быть, в какой-то мере характерное для внутренних районов Македонии), но и новые явления, получившие распространение в эллинистическую эпоху: отпуск рабов на свободу на условиях «парамонэ» (т. е. с обязательством отпущенников оставаться у прежнего владельца и выполнять для него определенную службу) и необходимость гарантировать свободу отпущенников наряду с обычной в полисах судебной процедурой, к которой прибегали при оспариваний их статуса, еще и авторитетом высшей государственной власти — царя. Рассмотренная македонская манумиссия находит многочисленные параллели в надписях из Локриды, Акарнании, Этолии, Дельф, что говорит о сходстве форм развития рабовладельческих отношений в Македонии и в северо-западных районах Греции.
Для Греции эллинистическая эпоха также принесла заметные изменения в систему социально-экономических отношений, сложившихся к концу IV в. Наиболее ощутимым новым явлением был отток населения (преимущественно молодого и среднего возраста) — воинов, ремесленников, торговцев — на Восток, в Переднюю Азию и Египет, причем он происходил не только в конце IV в., но и в последующее столетие. Это должно было несколько притупить остроту социальных противоречий внутри полисов. Но бесконечные войны и связанные с ними опустошения земель и постои войск, падение стоимости денег в результате притока золота и серебра из Азии и соответственное повышение цен на предметы потребления разоряли прежде всего малоимущие и средние слои граждан. По-прежнему остро стоял вопрос о преодолении полисной экономической замкнутости и политической раздробленности Греции, хотя и делались попытки решить его в рамках федерации.
Политическая карта Греции была пестрой. Города Фессалии и Эвбеи находились в основном под властью Антигонидов. Афины, прежде наиболее активный противник Македонии, после поражения в Хремонидовой войне надолго утратили свою независимость. Коринф с его крепостью, двумя портами и волоком между ними, соединявшим Эгейское и Ионическое моря, стал объектом борьбы между Македонией и Ахейским союзом. Сохраняли свой суверенитет Родос и Византий, игравшие важнейшую роль в торговых и морских коммуникациях крупных эллинистических государств; на Пелопоннесе упорно отстаивала свою обособленность и независимость Спарта. Продолжали существовать некоторые региональные, более или менее устойчивые объединения полисов (Крита, Акарнании, Аркадии, Эпира, островов Эгеиды), но ведущая роль в жизни Греции принадлежала Этолийскому и Ахейскому союзам, во многом сходным по своей политической структуре.
И в Этолийском, и в Ахейском союзах все полисы, входившие в них, были равноправны и сохраняли свою автономию, каждый полис обязан был вносить в союзную казну взнос и поставлять определенный контингент войск. Высшими органами власти в обоих союзах были собрание граждан (военно-призывного возраста) всех членов союза (экклесия, синод) и совет представителей входивших в союз полисов (буле, синедрион). В Этолийском союзе собрания проходили два раза в год, одно из них (после осеннего равноденствия) обязательно в Ферме — культовом и торговом центре Этолии; в Ахейском союзе было 2-4 собрания в год, преимущественно в Эгионе, политическом и культовом центре Ахайи. На собраниях решались все важнейшие общесоюзные вопросы — воины, мира, внешних сношений, принимались новые члены, избирались сроком на 1 год общесоюзные должностные лица — стратег, командовавший объединенными силами союза, и подчиненные ему командиры конницы и флота, секретарь, казначей. В источниках нет определенных указаний, как проходило голосование, известно лишь, что в Ахейском союзе во II в. до н. э. при решении вопросов об отношениях с Римом каждый полис — член союза имел 1 голос. Представительство в совете было пропорционально военным силам каждого полиса. В связи с расширением Этолийского союза состав совета увеличился до нескольких сотен человек и возникла необходимость образования из членов совета постоянно действующей коллегии апоклетов («поименно названных», «избранных»), ведавшей вместе со стратегом текущими внешнеполитическими делами союза. В Ахейском союзе аналогичные функции исполняла созданная изначально коллегия дамиургов, включавшая по одному представителю от каждого полиса. С ростом состава и территории союзов участие всех (или даже большинства) граждан союзных полисов все более затруднялось и демократические принципы их организации фактически становились фикцией, руководство союзом, по существу, принадлежало верхнему слою граждан, тем, кто имел возможность приехать на собрание и из кого избирались стратеги, члены совета, апоклеты и дамиурги.
При внешнем сходстве политической структуры Этолийского и Ахейского союзов заметные различия в составе входивших в них полисов обусловили разный характер их внутренней и внешней политики. В отличие от Этолийского союза, объединявшего небольшие полисы в основном с земледельческим населением (только Навпакт был ремесленным и портовым городом), в Ахейский союз входили наряду с такого же типа полисами крупные торгово-ремесленные центры (Сикион, Мегары, Коринф), и именно они стали определять политику союза. Об этом говорит уже тот факт, что сикионец Арат избирался стратегом 16 раз и более 30 лет участвовал в руководстве Ахейским союзом. Вероятно, в интересах торговых городов делались попытки установить более тесные экономические связи внутри союза: как сообщает Полибий (II, 37, 10-11), в его время существовала единая система мер и весов, чеканились общесоюзные монеты.
Образование федераций имело и негативные последствия: для поддержания целостности и независимости союза была необходима значительная, более или менее профессиональная армия и немалые средства на ее вооружение и содержание (даже если она формировалась из граждан союза). Ахейский союз, шире использовавший наемные войска, частично покрывал эти расходы за счет денег, поступавших от Птолемеев, стремившихся таким путем оказать влияние на положение в Греции. В Этолии, где еще не была изжита восходящая к архаической эпохе практика военных экспедиций, предпринимаемых в частном порядке командирами отдельных отрядов и кораблей, армия в какой-то мере сама себя содержала. Отсюда постоянные набеги этолийцев и опустошения территории соседних полисов, не присоединившихся к их союзу. Такой же характер носили и некоторые военные экспедиции Арата, стратега Ахейского союза.
Неустойчивость внешнеполитической обстановки усугублялась активной деятельностью пиратов у побережья Греции, при этом не всегда можно провести грань между набегами пиратов, иногда инспирированными враждующими государствами, и пиратскими набегами воюющих сторон. Македония, вмешиваясь в столкновения между греческими государствами, также участвовала в грабежах и уводе пленных и использовала любую возможность для расширения своих владений. Опустошение полей, ограбление городов, угон скота, увод в плен рабов и свободных стали повседневным явлением в жизни Греции во второй половине III в. От военных действий страдали прежде всего сельскохозяйственные районы, но иногда и значительные полисы подвергались разгрому. Войны приносили порой огромные доходы захватчикам. Так, в результате захвата Мантинеи и порабощения ее жителей добыча Ахейского союза составила 300 талантов[+13]; почти столько же досталось спартанцам при разрушении Мегалополя. Из Полибия (II, 62, 1-12) следует, что наибольшую ценность в добыче представляли захваченные в плен люди — рабы и свободные; при изложении военных операций он постоянно упоминает о двух-трех десятках или сотнях пленных, о поголовном порабощении населения тех или иных городов. Захваченных рабов обычно сразу же распродавали, от свободных (в том числе и метеков) требовали выкуп в 3-5 и более мин за человека; иногда в политических целях попавших в плен граждан отпускали без выкупа, всех невыкупившихся выставляли на продажу как рабов. Продажные цены варьировали в зависимости от возраста, пола, профессии и личных качеств, но, видимо, были несколько ниже выкупных. Случаи массового порабощения жителей завоеванных полисов, широкая практика продажи в рабство пленных (наблюдавшиеся на Балканском полуострове еще до появления там римлян) и отсутствие сведений о вывозе захваченных в Греции рабов куда-либо (кроме Македонии) в сколько-нибудь широком масштабе — все это позволяет предполагать существование спроса на рабов в самой Греции и Македонии.
О развитии рабства в Македонии уже говорилось; что касается Греции, то можно предполагать, что увеличилось использование труда рабов в сельском хозяйстве земледельческих районов Пелопоннеса и Средней Греции. Полибий, например, пишет, что Элида (типично земледельческая область) превосходила весь остальной Пелопоннес обилием рабов и другого достояния (IV, 73, 6). Характерно, что пленные, захваченные в Лакедемоне, распродавались в соседней Арголиде, что в манумиссиях из Локриды, земледельческой области Средней Греции, преобладают покупные рабы. Возможно, однако, что потребность в рабах была обусловлена не столько увеличением роли рабского труда на полевых работах, сколько расширением рабского персонала в домашнем хозяйстве богатых землевладельцев, так как стремление к роскоши проникло даже в такие консервативные полисы, как Спарта и Элида. В результате продажи в рабство захваченного в плен свободного населения полководцами и пиратами значительно возросло в хозяйствах эллинов-рабовладельцев число эллинов-рабов. Сообщения о выкупе своих сограждан полисом путем складчины богатых граждан встречаются очень редко. Ушли в далекое прошлое представления о том, что только эллинам присуще быть свободными гражданами полиса и властвовать над варварами — рабами по природе.
Характерной чертой социальной жизни греческих полисов в III-II вв. было резкое расслоение гражданского коллектива: небольшой группе богатейших граждан-олигархов (число их обычно не превышало нескольких десятков человек) противостояла масса малоимущих и неимущих граждан, слой среднезажиточных граждан сократился, упала его роль в общественной жизни полиса. Показательны некоторые сохранившиеся в источниках цифры: по словам Полибия (XXI, 26, 9), богатейший из эллинов этолиец Александр Исский (по-видимому, наживавшийся на ростовщических операциях, поскольку он был главным противником отмены долгов в Этолии в 204 г.) имел более 200 талантов, т. е. 1 200 000 драхм; напомним, что ценз афинского гражданина при Деметрии Фалерском составлял 1000 драхм; квалифицированный плотник на Делосе в 279 г. получал за свой труд в течение дня 2 драхмы. Хотя эти данные разновременны и происходят из разных регионов Греции, они все же дают представление об амплитуде имущественных различий, подрывавших социально-экономическую основу полиса как гражданской общины, призванной обеспечивать благосостояние и независимость всего коллектива граждан. Увеличение слоя неимущих граждан вело к обеднению полиса как экономического целого. По-видимому, в большинстве городов полисная казна испытывала постоянный дефицит, покрывавшийся в экстраординарных случаях (нехватка хлеба, выкуп граждан и т. п.) или взносами богатых сограждан, или ссудами соседних полисов, или дарениями царей и богатых чужеземцев, о чем свидетельствуют многочисленные надписи с почетными декретами в честь благодетелей. Источники сообщают также об устройстве празднеств и строительстве театров, портиков, храмов на средства Птолемеев, Селевкидов, Антигонидов и других династов, что, несомненно, тоже влияло на политическую и идеологическую атмосферу внутри полисов.
Все эти явления, отчасти наблюдавшиеся и раньше, а теперь ставшие повседневными в жизни Греции, убеждают в том, что полис эллинистической эпохи весьма существенно отличается от классического греческого полиса.
[+13] Напомним, что годовой доход царей Македонии составлял немногим более 200 талантов.